Офсайд 2 - Страница 64

Улыбаясь своим мыслям, спускаюсь в гостиную, где Марк уже накрыл импровизированный столик. Я чувствую резкие запахи фастфуда и алкоголя. Я стол лет не ел пиццы. Не уверен, что мой желудок сможет принять ее без последующих проблем для пищеварения. На самом деле я бы не отказался от отварной курицы и риса.

— Я знал, что ты не сможешь лечь спать. И ты, парень, теперь немного похож на моего брата. Только подстричь бы тебя и откормить, — заметив меня, расплылся в улыбке Марк. — Давай, налетай. И рассказывай.

Я послушно сел за стол. Налил себе воды. Мой взгляд скользил по тарелкам с бургерами, чипсами, острыми крылышками, нагетсами и прочими несъедобными продуктами, пока не обнаружил пластиковый контейнер с греческим салатом. Даже обрадовался. Хотя бы что-то.

— Ты где это так затариться успел? — с сарказмом спросил я, пододвигая к себе салат. Марк не услышал иронии в моем вопросе и улыбнулся, довольный собой.

— Заказал еду на дом в кафешке, где обычно ужинаю. Мы с моим другом не готовим. Времени нет. — пожал плечами Марк. Брат налил себе виски в стакан, плеснул и мне. — Ты, помнится, водку предпочитал, но у меня нет. Вискарика чуток?

— Ты уже налил, — резонно заметил я.

— Выпьем за встречу? — Марк поднял стакан. — Здесь все так… Черт, я без тебя адски скучал.

— Я тоже думал о тебе, Марк, — сдержанно ответил я. Брат выпил почти все, что налил себе, а я просто поставил.

— Расскажи мне, где ты был. Как там в Китае?

— Нечего рассказывать, — сухо отозвался я, ковыряясь вилкой в салате и выискивая привычные ингредиенты. — Моя жизнь не покажется тебе интересной или занятной, поверь на слово.

— Так ты не занимался бизнесом? — Марк продолжал допрос, совершенно не замечая, что я не горю желанием развивать тему последних трех лет. Его любопытство оправдано, но я не чувствую себя способным на откровенный разговор.

— Нет. И я не играл в казино. Не вступил в ряды террористов, не принимаю наркотики. И я не лежал в психушке. Говорю, потому что знаю, что версии подобного рода выдвигались, — предвидя следующий вопрос, ответил я. Марк снова плеснул себе виски.

— И ты не пьешь, — нахмурившись, отметил Марк, заметив, что в моем стакане не убыло. — Ты вступил в секту?

— А, похоже? — усмехнулся я.

— Ну, фанатичного блеска в глазах не вижу. Скорее, выглядишь отрешенным и умиротворенным. Когда я видел тебя в последний раз, ты не разговаривал ни с кем, не смотрел на нас, и в твоих глазах была такая ярость, что мы и пытаться не стали навязывать свое общество. Даже отец боялся подступиться к тебе.

— Это в прошлом. Я больше не испытываю гнев без весомых причин, — ответил я лаконично, заработав еще один любопытный взгляд.

— Говоришь как-то странно, — Марк улыбнулся. — Секта тоже «нет»?

— Нет. Я вел однообразный образ жизни, закрытый. Думал, гулял. Медитировал. Молился.

Марк чуть не подавился своим виски, прыснув от смеха.

— Молился? — давясь от смеха, спросил Марк, держась за живот. Я бы на его месте реагировал так же. Мне самому стало смешно, я даже готов был посмеяться вместе. — Кому? Бахусу? Ты там не на анашу подсел, случаем?

— Марк, я сказал, как есть, а ты можешь строить свои гипотезы. Понимаю, что сложно поверить в то, что ты видишь меня таким, но у меня были причины желать изменить свой образ жизни. В принципе, я даже ничего не менял. Я стал другим в одночасье. Словно вспомнил, что я проживаю чужую жизнь, и стал собой. Другим я был до того, как уехал, Марк. Меня настоящего ты не помнишь. Маленьким был.

Марк перестал смеяться и оцепенел. Его взгляд замер на мне, озаренный смутным осознанием, робким подозрением. Я вдруг понял, что могу сказать ему. Только ему из всего прежнего окружения. Как он мне когда-то… Я был первым, кто узнал, что Марк — гей. Именно я рассказал отцу, и принял сторону брата в этом вопросе, полностью поддержав его. Но, конечно, никто никогда не узнает всей правды.

— Память вернулась? — решился предположить Марк, и я коротко кивнул. Брат нервно провел ладонью по лицу, отвел взгляд в сторону и снова посмотрел в глаза. — И что? Что ты вспомнил?

— Маму. Вас с Брайаном. Отца. Такими, какими никогда не знал. Я вспомнил себя, Марк. И мне понадобилось три года, чтобы примириться с тем, кто я есть на самом деле. Понять себя. — Я наклонился вперед, не отпуская завороженный взгляд брата. — Сделать выбор и определить путь, которым мне суждено двигаться вперед.

— Почему ты нам не сказал? Отец знал?

Я отрицательно покачал головой.

— Мне нужно было справиться с этим в одиночку.

— Когда ты вспомнил? — Марк вопросительно смотрел на меня, а я чувствовал знакомое напряжение, холодок между лопаток, когда я возвращаюсь в момент, когда моя жизнь раскололась на до и после.

— Я не хочу об этом говорить. — Резко выпрямляюсь, отводя в сторону взгляд.

— Господи, так у тебя из-за этого крышу снесло… и вся эта история с похищением Лекси и тем, что ты наворотил… — Марка понесло, он строил догадки одну за другой, неверные, но они царапали мое сердце.

— Марк, давай оставим неприятную для многих историю в прошлом, — произношу я, отчаянно игнорируя картинки прошлого, мелькающие перед глазами. Я знал, что не смогу контролировать все, когда окажусь на этой земле. Мои виски начинают пульсировать, и я прикрываю глаза, чтобы снять напряжение, глубоко дышу. Кадры, один за другим, черно-белые образы… Зеркала, и мои руки, развешивающие фотографии. Ярость, гнев, ненависть, желание унизить растерзать. Удар молотком по железному крюку, вбивающий его в стену, треск и осыпающиеся осколки. Моток веревки, который разматывают все те же руки, отмеряют, режут, привязывают к крюку, который теперь торчит из стены. Удовлетворенных вздох, и остаток веревки в моих руках. Я иду прочь из комнаты, слышу эхо своих шагов и тяжелое дыхание. Она лежит на полу в гостиной, без сознания и без одежды. На шее уже проявляются фиолетовые синяки. Гнев, отвращение, презрение. Отравляющий коктейль вместе с бешеным адреналином отравляет кровь. Приседаю над ней и смотрю в бледное бесчувственное лицо. Хочу ударить, но вместо этого наклоняюсь и целую холодный лоб. Я шепчу, что люблю ее, и она сама виновата. А потом связываю кисти ее рук веревкой. Туго. Ей будет больно, когда она попытается освободиться. Тащу ее за концы веревки, словно тряпичную куклу, раздирая кожу… Последний кадр выхватывает из пятна света мои руки, завязывающие веревку вокруг ее тонкой посиневшей шеи. Я делаю несколько узлов, и мир начинает темнеть, словно кто-то убавляет свет, пока каждую секунду, бледнея, он не гаснет окончательно, и я не оказываюсь в том своем кошмарном сне… Тьма и приближающиеся шаги. Я прижимаюсь к стене, испуганно прижимая колени к груди. Мои руки связаны, и я не могу пошевелиться, и не могу убежать, потому что привязан к стене, словно дворняга. Вспыхивает яркий свет, и я зажмуриваю глаза, дрожу от страха, когда слышу скрежет ключа в железной двери. Шаги все ближе, и я трясусь от холода, потому что на мне нет одежды, а в открывшуюся дверь дует ветер.