— Я больше никогда не обижу тебя, малышка, — нежно шепчет Джейсон, вызывая своими словами болезненный спазм в моей груди. Я верю ему. Может быть, я спятила. Многие решат, что я мазохистка, которую не учит жизнь. Мне плевать.
А потом я поднимаю голову и открываю глаза. И вижу РЕАЛЬНОСТЬ. Это не сон, не фантазия. Я на самом деле в гостиной своей квартиры с Джейсоном Доминником, которому ничего не стоило разбить мою жизнь, превратить ее в ад, и ничто не помешает сделать это снова. Его слова ничего не стоят. Он сотни раз говорил, что любит, а потом любая мелочь могла спровоцировать его на безумную агрессию. Я никогда не сомневалась, что, если бы не внезапное помутнение и вернувшаяся память в тот роковой день, Джейсон бы завершил задуманное. Он избивал бы и насиловал меня, морально, физически, психологически. Может быть, даже не один. Он был способен! И я всегда знала, что он способен на все, что угодно, любую жестокость… И ничего не могла поделать с собой. Безвольная, жалкая, тряпка… Я ненавидела себя сейчас сильнее, чем Джейсона, в разы, в миллионы раз. То, что он сделал со мной непоправимо. Отравил меня собой, вырвал сердце и душу. Все эти месяцы я была роботом, умным, исполнительным, неутомимым. Я не хотела чувствовать, не могла чувствовать. Потому что было нечем. Я могла бы пытаться сколько угодно и с кем угодно. Ничего бы не вышло. Ни через год, ни через пять.
Только он. Всегда будет только он.
И у меня никогда не хватит сил сказать ему категоричное «нет». Даже, когда я ушла, разорвав контракт, то в глубине души знала, что он не оступится, найдет меня. Я жила этим. Его письмами с признаниями и надеждами. Я ждала. Не признаваясь никому, ни Джейн, ни даже себе. Безумная тяга, за гранью понимания, болезнь, которой он меня заразил. Как неоперабельная онкология или СПИД. Можно временно облегчить симптомы, отсрочить смертельный исход, но он все равно неизбежен. Дело времени.
Меня снова начинает трясти, но на этот раз от рыданий. Я плакала в последний раз, когда Пол рассказал мне о похищении Джейсона, и вот снова… Снова это чувство зависимости от чужой воли, безнадежности и фатальности. Я никогда не избавлюсь от него… потому что он часть меня. Но я никогда не стану частью его. Джейсон никогда не пустит меня на запрещенную территорию. И я не скажу ему, как много знаю, как много мне рассказал Пол. Он не узнает, что, глядя на него сейчас, я вижу двоих: безжалостного хищника, который идет к цели, плюя на чувства окружающих, и сломанного несчастного мальчика, нуждающегося в ком-то, кто просто будет любить его, не пытаясь лезть в душу. И я оплакиваю их обоих, сломавших и мою жизнь. Мы заперты в клетке и ходим по кругу.
— Не плачь, малышка. Пожалуйста, не плачь, — шепчет Джейсон, обхватывая ладонями мое лицо и отстраняя, чтобы посмотреть на меня. Его взгляд глубокий, тревожный, нежный, темный и не до конца понятный. Я отрицательно качаю головой, ударяя кулачком в его грудь. Какая жалкая попытка.
— Что ты сделал со мной? — хрипло спрашиваю я. — Посмотри, в кого я превратилась! Это не жизнь, Джейс. Понимаешь?
— Попробуй поверить мне, и мы все исправим, — мягко проговорил Доминник, пальцами стирая мои слезы. Его темные глаза сверлили меня, поглощая остатки разума, ломая мои заслоны, взрывая баррикады. Я никогда не стану достойным соперником в этой игре. И всегда лишь пешка, которую берут первой.
— Поверить? — я насмешливо кривлю губы, ощущая потребность причинить боль, унизить, заставить чувствовать то, что я сейчас. — Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Джейсон, очнись! Ты стрелял в меня.
— Не в тебя, — побледнев, поправил Доминник. Я с удовлетворением заметила, что удар достиг цели.
— Но ты хотел!
— Я был не в себе.
— Ты всегда был не в себе. И никогда не будешь в себе. — Я оттолкнула его руки. Почувствовав, что контроль, покидая его, возвращается ко мне. Подняла валяющийся рядом свитер, быстро надела. — Спасибо, было приятно, но на этом все.
— Лекси… — его глаза опасно сверкнули уже знакомым яростным огнем, губы сжались в жесткую улыбку, но каким-то чудом Джейсон удержал себя в рамках. Он встал на ноги, не сводя с меня пронзительного взгляда, который бил прямо в сердце, не давая ни малейшей передышки. Я проигнорировала протянутую руку и поднялась сама. Ноги еще немного дрожали.
— Уходи, Джейсон, — тяжело вздохнув, произнесла я, обхватывая себя руками. — Или мы убьем друг друга. Рано или поздно.
— Этого не произойдет. Все изменилось, детка. — Джейсон шагнул ко мне, протянул руку, убирая пряди с моего лица, шеи… — Я больше не нуждаюсь в твоей боли, — произносит он, глядя на побелевшие со временем следы от веревки на моей шее. Такие же, как у него… Он заставил меня пройти свой путь, и я понимала, насколько сильно его сломали. Но это была его беда, его боль и трагедия. Джейсон не имел права делать это со мной, но он сделал…, и я даже ненавидеть его за это не могла. Потому что понимала, мать его, насколько он безумен, потому что я такая же. — Слышишь меня? — проникновенным шепотом произносит он, и я вздрагиваю, чувствуя, как его пальцы трепетно гладят тонкие шрамы на моей шее. Смотрю в его глаза и вижу в них бесконечное сожаление, мольбу, желание… — Никогда тебя не обижу, малыш. Верь мне. Прости меня.
У меня дыхание перехватило, насколько искренне и пронзительно это прозвучало. Наши взгляды скрестились в безмолвном поединке. Его — настойчивый, страстный, и мой — усталый, почти отчаявшийся.
— Сегодня ты веришь в то, что не причинишь мне боли. Веришь, что не захочешь снова задушить меня или застрелить, или убить нас обоих, или отдать меня на потеху своим друзьям, устроить трио или ещё что-то в этом роде. Тебе не хватало любимой игрушки, и ты скажешь, что угодно, чтобы вернуть меня.