Офсайд 2 - Страница 80

— Отлично выглядишь, Джейс! — заключает он с довольной улыбкой. — Садись на свою любимую кушетку. Кофе? Чай? Или по чуть-чуть? Ты навестить старого знакомого, или за консультацией?

— Кофе, Джон. Я навестить друга и поговорить. Целую неделю собирался, но все никак не мог дойти, — присаживаясь на кушетку, сообщаю я, оглядываясь по сторонам. Тут ничего не изменилось, совсем. Задерживаю взгляд на фотографии жены Джона и двух дочек на столе в рамочке. Обе девочки похожи на мать. Красивые. Я улыбаюсь Марте, помощнице Джона, которая заносит нам кофе.

— Спасибо, — говорю я. Она кивает и оставляет нас.

— Значит, неделю в Нью-Йорке, — задумчиво произносит Джон, внимательно рассматривая меня. Включил режим доктор — пациент.

— Десять дней, — уточнил я, вдыхая божественный аромат кофе. Эту маленькую сладость не мог забыть даже в горах. Варил кофе в турке каждое утро.

— Как там старый Нджы? Не вернулся в монастырь?

— А его примут? — усмехнулся я. — Да и куда он денет своих коз? Он их любит больше, чем молитвы.

— Вижу, что козье молоко, свежий воздух и здоровый образ жизни пошли тебе на пользу, — заметил Джонатан. — Ты похож на взрослого человека, который знает, кто он на самом деле.

— Не совсем. — Я осторожно поставил чашку, и посмотрел в глаза Джона, который вопросительно встретил мой взгляд.

— Я встретился с Александрой, — произношу я. — Мы оба этого не хотели. Вышло случайно.

— Тебе все ещё нельзя к ней приближаться, — осторожно напомнил Джон. Он выглядел встревоженным.

— Я знаю. Но никто не застрахован от случайностей.

— Нью-Йорк — огромный город. И случайности такого рода — редкость, — очень корректно намекнул Риксби на возможное лукавство с моей стороны.

— Может, это судьба, Джон? — спросил я, ища в его лице понимания или поддержку. — Последние годы многое поменяли в моем мировоззрении, и я, как никогда, увидел, насколько масштабен замысел Создателя, когда смотрел на окружающий мир с самой высокой точки Тибета. Возможно, ему нет дела до каждого из нас, но я также понял, что Бог есть и внутри наших душ, которые являются его частью. Можем ли на уровне подсознания идти, ведомые его волей?

— Нджы готовит тебя в проповедники? — мягко улыбнулся Джон. — Наверное, на этом стоит остановиться. Твое место не там, и мы оба знаем, что я прав. Скажу прямо, Джейс. Ты — умный и сильный человек. Несомненно, глубокий, иначе не попал бы под влияние россказней Нджы. Он — буддист, монах, который однажды снял сан и ушел, чтобы быть свободным от уз и правил. Он принадлежит другому миру, религии, менталитету. А твое место здесь, Джейс. Я отправил тебя к Нджы, потому что знал, что только полное удаление от источника боли и разрушения сможет помочь тебе восстановиться. И это случилось. Ты принял прошлое, которое вернулось, ты осознал совершенные ошибки, ты научился быть собой. Но не совершай ошибку, не дели себя на «до» и «после». Обе эти личности — ты. Гармония — вот, что необходимо. Наша религия говорит, что у каждого человека есть ангел на одном плече, и бес на другом. Твоя задача выслушать обоих и принять рациональное решение, Джейс. Ведь, мальчик мой, добро — не всегда абсолютно, как и зло. Между ними необходимо соблюдать равновесие. Только ты в ответе за свои поступки и решения. Возвращайся в реальный мир. Нджы выполнил свою миссию. Уверен, что он не ждет тебя обратно.

— А если я не справлюсь? И все начнется снова? — высказал я свой самый наболевший страх.

— Но пока ты не попробуешь, то никогда не узнаешь, что случится. Так ведь?

— То есть, ты предлагаешь мне рискнуть?

— Я предлагаю тебе начать жить с нового листа, не оглядываясь назад, — улыбнулся Джон.

* * *

После посещения Джона Риксби, я долго гулял по Центральному парку, думая о его словах. Странно, я не говорил с ним напрямую, но он все равно нашел слова, которые словно вдохнули в меня жизнь, подарили надежду, вместо сомнений и хаоса. Джон прав, и в горах мне удалось забыться и вылечить душу, но я слишком углубился, застрял, вместо того, чтобы двигаться дальше, переходить на новую ступень. Прятаться всегда легче, и я занимался именно этим последние годы. Я так берег свой обретенный душевный покой, что позволил себе забыть о многих вещах, которые меня волновали раньше, о целях, желаниях, о людях, которые были дороги. Я думал, что ступил на путь исцеления, и так и было, пока мое затворничество от реальности не превратилось в банальную трусость.

Да, я совершал ужасные поступки. Я причинял боль, выбирал жертву и методично уничтожал ее, выпивая досуха, а потом выбрасывая прочь. Я почти убил единственную женщину, которую было способно полюбить мое больное сердце. Я не мог и не умел по — другому, подчиняясь темной потребности в насилии, которая не отпускала меня, ломала и рушила. С каждым днем превращая в еще большее чудовище, чем я был.

Долгие годы я искал причину, пытаясь найти противоядие, лекарство, или хотя бы объяснение происходящему.

И нашел. Моя жизнь рухнула, раскололась на части. Это действительно страшно — терять себя. Осознавать, что жизнь, которую ты прожил — не твоя. Все, что ты делал, продиктовано кем-то чужим, но на самом деле тобой. Все, что ты знал — ложь. Единственный человек, который мог ответить на все вопросы, предпочел скрыть правду, наблюдая, как я превращаюсь в того, кто однажды разрушил мою личность. Пол не просто отошел в сторону, позволяя мне падать в пропасть, а подкидывал дрова в костер. Что мешало отцу сказать мне правду? Любовь ко мне? Но разве отцовская любовь позволит ребенку становится чудовищем? Он не верил в меня, не считал сильным и стыдился в глубине души. Так же, как стыдился Марка и Брайана. Он не мог воспитать нас настоящими мужчинами, потому что не знал, как. Потому что сам не был мужчиной, защитником, опорой. Он предал мою мать и нас всех. Пол был трусом, прикрывающимся благими намерениями. И я стану таким же, если не прекращу прятать голову в песок.